Александр Чаковский. Блокада.
Роман – эпопея «Блокада» стал вершиной творчества Александра Чаковского, русского писателя и журналиста. Во время Великой Отечественной войны он был военным корреспондентом, поэтому всё, что он написал, так или иначе связано с войной, равной которой человечество еще не знало.
Книга рассказывает обо всей истории героического сопротивления и противостояния наступлению германских войск на подступах к Ленинграду, о создании Ладожской ледовой Дороги жизни, о беспримерном героизме и мужестве ленинградцев, отстоявших свой город, о прорыве блокады зимой 1943 года. Разворот событий пятитомного произведения обширен, в нём огромное множество героев, а действие произведения переносится из окопа в генеральный штаб, из частной квартиры в Кремль, а из Москвы в Берлин. В работе над романом Чаковский использует мемуары, документы из архива, свидетельства очевидцев событий.
По произведению Чаковского впоследствии была снята широкоформатная киноэпопея из 4 серий: «Лужский рубеж», «Пулковский меридиан», «Ленинградский метроном», «Операция «Искра». Режиссер фильма Михаил Ершов воевал на фронтах Великой Отечественной войны, участвовал в штурме Берлина. В кино он пришел уже после войны. Создание киноэпопеи было приурочено к 30- летию освобождения города. Работа над ней заняла около семи лет.
Цитата из романа Александра Чаковского «Блокада»:
«…Осенью, когда Звягинцев ещё находился в Ленинграде, слово «блокада» было прочно связано со словом «обстрелы». Теперь, хотя обстрелы продолжались с не меньшей силой, слово «блокада» слилось воедино с другим коротким словом: «голод».
Всего месяц назад понятие «алиментарная дистрофия» было известно лишь медикам, заполнявшим истории болезни людей, пришедших или доставленных на носилках в амбулатории. Теперь оно получило всеобщее распространение, стало известно всем ленинградцам. Дистрофия, то есть истощение первой степени, не считалась болезнью: ею страдали все.
При дистрофии второй степени в людях происходили заметные перемены. Они становились безразличными ко всему или, наоборот, крайне раздражительными, слабели, всё чаще останавливались на ходу, утром с трудом поднимались с постели.
Лишний кусок хлеба, луковица, головка чесноку могли бы спасти таких людей. Но никто не мог рассчитывать на это, – в Ленинграде в те дни не было не только ничего «лишнего», но даже того необходимого, что могло бы обеспечить жизнь впроголодь...
И наступала третья степень дистрофии.
Обессиленный ею человек почти не испытывал страданий. Он не чувствовал, не ощущал приближения смерти. Она являлась не в привычном грохоте рвущихся артиллерийских снарядов, а бесшумно и незаметно. Точно путнику, ослабевшему в пути по бескрайней ледяной пустыне и бессильно опустившемуся в снег, измождённому человеку казалось, что он засыпает в тепле и покое. Смерть была легка, но неотвратима.
Всего этого Звягинцев ещё не знал. Он видел, что лампы в Смольном горят лишь вполнакала, но не знал, что город почти лишён электроэнергии, потому что единственной действовавшей электростанцией в те дни была оказавшаяся почти на переднем крае обороны Пятая ГЭС; она ежедневно подвергалась обстрелам или бомбёжкам и, почти не имея топлива, могла обеспечить током – и то частично – лишь Смольный и хлебозаводы. В сто двадцать раз меньше, чем до войны, получал теперь Ленинград электроэнергии.
А хлебозаводы, которые выпускали в сутки вместо потребных городу двух с половиной тысяч лишь восемьсот тонн хлеба, к тому же более чем на три четверти состоявшего из почти несъедобных заменителей муки, страдали не только от нерегулярной подачи электроэнергии. Им не хватало воды – водопровод практически бездействовал.
И в те минуты, когда Звягинцев, скованный ужасом, смотрел вслед медленно ползущему по снегу листу фанеры с привязанным к нему мертвецом, две тысячи ослабевших от голода, пошатывавшихся при каждом порыве ветра девушек-комсомолок живой цепью соединяли один из хлебозаводов с прорубью на Неве, черпали оттуда вёдрами ледяную воду и передавали их из рук в руки... Свирепствовал ледяной ветер, термометр показывал тридцать один градус ниже нуля, но человеческий конвейер работал безостановочно с четырёх часов дня до полуночи... А рано утром те же девушки вручную, на санках, развозили по булочным только что выпеченный хлеб…».